Все это казалось продолжением сна, но факты оставались фактами. Это не героиня какого-нибудь романа, это она – Джинджер Сноухарт из плоти и крови – лежит ночью в маленьком шалаше, наспех собранном из частей тропических растений.
Этот самый шалаш – не театральный реквизит, не элемент декора. Это ее укрытие, построенное для ночлега на необитаемом острове, где она оказалась вдвоем с Вэлом Брунером, соседским мальчишкой.
И все это произошло потому, что она согласилась поехать с Вэлом в Акапулько, чтобы провести там вместе его отпуск.
Каждый из этих фактов сам по себе был настолько фантастичным, что можно было сойти с ума. Джинджер спасало от помешательства только то, что она до сих пор не верила до конца в реальность происходящего.
Но самым невероятным и выходящим за рамки было ее горькое сожаление о том, что Вэл не пожелал разделить с ней шалаш.
Джинджер легла так, чтобы тело оставалось в шалаше, а голова оказалась снаружи, и перевернулась на спину. Она вдыхала ночной воздух и любовалась кусочками неба, выглядывающими в промежутки между резными листьями пальм, украшенными крупным горохом звезд.
Когда она в последний раз, спала практически под открытым небом?
Как-то в далеком детстве – еще на ферме, – напуганная домашним скандалом, она сбежала из дома и спряталась в коровнике. А потом маленькой Джин наскучило сидеть в небольшом и пахнущем навозом закутке. И она отправилась в путешествие к местной речушке, в которой обычно купалась за компанию с соседской ребятней…
Но не дошла – на улице стемнело, ей стало холодно и страшно. Джинджер забралась в кузов соседского пикапа, накрылась огромным куском мешковины и там проспала до утра, а на рассвете, никем не замеченная, выбралась наружу и залезла через окно в свою комнату, словно никуда и не отлучалась.
Следующий раз она заснула прямо под звездами, сидя в шезлонге на палубе фешенебельного теплохода, на котором совершала круиз вместе с мужем. Был первый день путешествия, они танцевали под оркестр, знакомились с другими пассажирами первого класса и пили шампанское…
По своему обыкновению, утомленная вечеринкой Джин при первой возможности прикорнула, отставив бокал на столик и накрывшись пушистым пледом, принесенным расторопным стюардом.
Какое-то время спустя Алекс легонько коснулся ее плеча: «Дорогая, пойдем в каюту». Она открыла глаза, ощутила бездонность черного ночью моря далеко внизу, бесконечность неба, висящего прямо над головой… Джинджер почувствовала себя такой одинокой в окружении этой оглушительной вселенной – и поспешила вслед за мужем, к электрическому свету и глади шелковых простыней.
Теперь все было по-другому. Она ни бедна, ни богата, ни бездомна, ни под кровом. Беспомощна, но под защитой, ни одинока, ни вдвоем. Ни то ни се.
Тьма уже не казалась такой непроглядной, как накануне. Свет от звезд позволял различать силуэты, а на волнах слева от берега колыхались отблески ночных дискотек Акапулько.
Джинджер выбралась из своего укрытия и подошла к костру. Он угасал, оставленный без присмотра сладко спящим Вэлом.
Ну вот, а говорил – дикие животные, ворчливо подумала она и подбросила в огонь заготовленные с вечера дрова.
Почувствовав тепло, Вэл открыл глаза.
– Ты что не спишь? Замерзла? – участливо спросил он, глядя, как Джин, сидящая с одеялом на плечах, протягивает к костру тонкие пальцы.
– Нет… Что ты, у меня такой замечательный домик, – улыбнулась она. – Просто слишком много впечатлений. Я давно не спала на природе… да еще на необитаемом острове. А потом, должен же кто-то нести дежурство. Ты что-то говорил об ужасных монстрах, которыми кишмя кишат эти джунгли…
– Ох уж эти женщины, – вздохнул Вэл. – Все умножат на десять…
– Ты не похож на человека, настрадавшегося от женщин, – поддела его Джинджер с тайной целью выведать побольше информации.
– Это с какой стороны посмотреть, – повелся на эту невинную уловку Вэл. – Вот ты жаловалась на мальчика, променявшего тебя на шоколадку. А меня грязно использовали ради пары чертежей.
– Как это?
– Со мной училась милая барышня, за которой увивался весь факультет. А она одарила своей благосклонностью меня. Я на радостях чертил за нее все ее проекты, потому что у нее напрочь отсутствовало хотя бы минимальное пространственное воображение – картинка на листе бумаги для нее оставалась лишь картинкой, не превращаясь в здание школы или супермаркета… А потом она сдала экзамены и сказала мне «прощай».
– Бедный Вэл, – посочувствовала Джинджер. – Жертва бесчувственной карьеристки…
Скажи, а ты обратил бы на нее внимание, если бы за ней не увивался весь факультет?
– Меня не волнует, насколько женщина «престижна», – возразил Вэл и, почуяв, что разговор грозит вылиться в длительную полемику, поспешил отшутиться:
– Эй, и вообще что за расспросы с утра пораньше?
– Какое утро… До утра еще далеко. – Джинджер взяла руку Вэла и повернула так, чтобы циферблат часов на его запястье осветился отблесками костра. – Попробую снова заснуть, а то сейчас опять есть захочется.
– Ну вот, зачем напомнила, – вздохнул Вэл. – Скорей бы рассвет – тогда я попытаюсь что-нибудь придумать.
И тут начался дождь.
Он пришел без предупреждения, как невоспитанный гость, даже не постучал, не громыхнул далеким раскатом, не сверкнул в небе зарницей. Пара тяжелых капель – и все, стена воды обрушилась на них. Туча, бегущая с океана, наткнулась на гору и лопнула, как взрываются воздушные шарики с водой, которые с балкона кидают на головы прохожим мальчишки-хулиганы.